В.И. Носатов "Фариабский дневник" глава 18

Глава 18 "Фарьябского дневника" рассказывает об одной из локальных боевых операций в Анхойском улусвольстве. Целью её было освобождение сельскохозяйственного кооператива, который блокировали душманы, а также доставка осаждённым оружия, боеприпасов, продовольствия. Операция на первом этапе была проведена успешно, что, тем не менее, не давало права никому расслабляться на обратной дороге, за что чуть не поплатились участники боевой группы: пограничники и афганцы.

Андхойское улусвольство (уезд, район) весь период афганской войны славился своими бандформированиями. Регулярно командование войск КСАПО организовывало и проводило в Андхойской зоне масштабные пограничные операции, в том числе и с привлечением сил и средств 40-й Армии. Брали в плен главарей, оружие, боеприпасы; уничтожали, рассеивали в песках боевиков, Но, словно гидра, на месте одной разгромленной банды тут же вырастала новая. И, боюсь, что, если бы СССР не вывел свои войска из Афганистана в феврале 1989 года, то в Андхое до сих пор бы шла непрекращающаяся борьба между бандформированиями и теми, кто был их противником с другой стороны в то, теперь уже отдалённое от нас, время.

Фарьябский дневник
(Дни и ночи Афгана)

Глава XVIII.

2 декабря 1982 года. Провинция Фарьяб. Районный центр Андхой.

С первого дня нашего пребывания в Андхое улусвольское руководство неустанно просило начальника нашей Оперативной группы подполковника Нестерова оказать помощь окружённому душманами сельхозкооперативу, который защищает лишь небольшой отряд защиты революции. Нестеров, по установившейся у него привычке: без тщательной разведки и подготовки операции не проводить, решил пока подождать. Все прекрасно понимали, чем чреваты поспешность и слабая подготовка операции, тем более в районе, нам не знакомом.

Афганцам рекомендовали осуществить рейд силами царандоя и добровольцев из группы защиты революции.

Вторая попытка доставить продукты и боеприпасы в осаждённый боевиками кооператив закончилась также бесславно, как и первая. Душманы разогнали сарбозов, а продукты и боеприпасы забрали себе.

И тогда ранним декабрьским утром из ворот крепости вышли пять наших бронетранспортеров. Для усиления мы взяли с собой один миномёт, два безотказных орудия и два автоматических гранатомёта. Моя боевая машина шла впереди колонны, и поэтому её усилили основательно. На башне БТРа закрепили АГС-17, сзади на корме укрепили СПГ-9. В общем, все наши машины с торчащими в разные стороны разнокалиберными стволами, выглядели необычно и довольно внушительно.

В заранее условленном месте, на окраине Андхоя нас ждали транспортные машины, гружённые продовольствием, боеприпасами и оружием. Вместе с нами в операции участвовали бойцы группы защиты революции районного отдела ХАД, во главе с начальником. Расставив грузовики внутри колонны, под прикрытием боевых машин мы без задержки двинулись к блокированному душманами кишлаку.

Несмотря на ранее утро, город уже жил своей крикливой, трудовой жизнью. Особое оживление было на центральной лице, превращённой сотней скучившихся дуканов в громкоголосый базар. Протиснувшись сквозь базар, колонна завернула в узенькую улочку, загромождённую с обеих сторон небольшими кустарными мастерскими, и, набирая скорость, пошла на север. Из мастерских, перекрывая шум двигателей, доносился звон молотов о наковальни, жестянщики мастерили металлические печки и трубы, зимой этот товар не залёживается, серебристым звоном пели в руках афганских умельцев молотки, выделывающие из меди настоящие произведения искусства: сосуды, ножи, металлические части сохи, другие товары. Базар, кустарные мастерские, высокие кирпичные и глинобитные дома Андхоя промелькнули как какое-то удивительное наваждение, словно кадры исторического фильма. Сколько нахожусь в Афганистане, а никак не могу привыкнуть к его средневековью и потому глазами, ушами, всем своим сознанием впитываю экзотику так, словно вижу в последний раз. Мне почему-то не наскучивает разглядывать дома, кишлаки, снующих по своим делам людей. Всё, что попадает на глаза вызывает живой, постоянный интерес. Иногда приходится прямо сдерживать своё любопытство, делать всё, чтобы оно было не во вред выполнению основной задачи, не во вред своей жизни.

В таких случаях я постоянно думал о том, с каким бы удовольствием прошёл по этим афганским дорогам не с автоматом за плечом, а с рюкзаком путешественника. Ведь мы ещё так мало знаем о жизни своих соседей, их обычаях и нравах.

За городом расстилалась широкая равнина, изрезанная зигзагами арыков. Вдали виднелись глинобитные крепости селений. Из одного из кишлаков нас обстреляли. Огонь был редкий, нас явно брали на испуг. Не останавливаясь, мы шли дальше. В нескольких километрах от города нас обстреляли снова, теперь уже частым ружейным огнём, но вреда не причинили. Внимательно осматривая в командирский оптический прибор наблюдения место, откуда вёлся огонь, я обнаружил небольшую группу вооружённых людей, которые, используя арык как укрытие, приближались к нам. Наводчик пулемёта длинной очередью из крупнокалиберного пулемёта заставил боевиков залечь. Вскоре в дело включился расчёт автоматического гранатомёта. Когда гранаты начали рваться в самом арыке, душманы кинулись врассыпную. Через несколько минут всякое передвижение на поле прекратилось. Для многих из нападающих, я думаю, навечно. Больше до осаждённого кооператива, никто из моджахедов попыток померяться с нами силами не предпринимал. Правда, при подходе к месту расположения кооператива проводник перепутал дорогу, и наша колонна чуть было не сбилась с пути. Подчиняясь указаниям проводника, я направил машину в узенькую улочку. Между глинобитными стенами, возвышающимися по обе стороны улочки, было не больше трёх метров. Чем дальше продвигалась машина вглубь кишлака, тем проезд становился уже и уже. На повороте БТР уже цеплял носом и кормой за глинобитные стены. Вглядываясь вперёд, я подсознательно чувствовал, что мы попали в западню. Это же чувствовалось в поведении хадовца, который ехал со мной. Услышав бряцанье металла за четырехмётровой стеной, он, ни слова не говоря, вытащил ручную гранату, и выдернув чеку, бросил её за дувал. Глухо хлопнул взрыв, и бряцанье прекратилось. После этого офицер вытащил пистолет и, приставив ствол к виску проводника, что-то грозно ему сказал. Проводник сразу же засуетился. Соскочил с машины и бегом кинулся по улочке вперёд. Через несколько минут он возвратился, и что-то начал сбивчиво объяснять. Выслушав его, хадовец со всей злостью обрушил на голову провинившегося афганца рукоятку пистолета. Тот, вскрикнув, без сознания растянулся на броне.

Наблюдая за этой непродолжительной сценой, я вдруг запоздало понял, чем могла грозить нам эта западня, если бы она и впрямь была устроена боевиками. В такой тесноте они без особых усилий могли бы не только сжечь все машины, но и перестрелять нас как цыплят.

БТР начал медленно пятиться назад. Минут через десять мы все с облегчением вздохнули. К этому времени проводник очнулся, и соображал лучше. По пути к осаждённому гарнизону сотрудники ХАД взяли в плен одного из полевых командиров вместе со всеми его телохранителями. После очередного набега ночные труженики отдыхали и афганцам удалось взять их без единого выстрела ещё тёпленькими и сонными.

Наше появление в осаждённом кишлаке было так неожиданно, что никто из душманов не успел пустить в дело оружие. Боевики, ошеломленные нашим внезапным появлением, беспрепятственно пропустили колонну к обороняющимся кооператорам.

Выгрузив продовольствие и боеприпасы, мы начали готовиться в обратную дорогу. Всем было ясно, что свободно пройти обратно, боевики нам не позволят.

Прорывались, поставив грузовики между бронетранспортёрами. Попав под массированный автоматный и пулемётный огонь, душманы смешались, и, оставив свои позиции, разбежались кто куда.

Помня недавний конфуз с проводником, кишлаки решили обходить стороной, не стоило второй раз испытывать своё счастье. На равнине боевики не решились нападать на нас, так что к городу мы подходили победителями, забыв о всякой осторожности.

Связавшись по радиостанции с крепостью, я заказал старшине нашей группы, прапорщику Жене Сабирову шашлыки, и в предвкушении сытного обеда, поторопил водителя, чтобы тот увеличил скорость. Дважды повторять не пришлось, машина, выпустив клуб бензиновой гари, пошла ходче.

В это время послышалось завывание кого-то из пленных афганцев, находящихся на броне. Высунувшись из люка, я обернулся назад и увидел жуткую картину. Афганец из отряда самообороны, который участвовал в нашей совместной операции, бил автоматным магазином пленённого накануне главаря по голове. Хадовец объяснил мне, что летом этот курбаши, таким же образом пытал попавшего к ним бойца. Так этот боец чудом сумел сбежать и теперь мстил своему обидчику.

Афганец, избивая главаря, приходил всё в большую и большую ярость. Глаза его сузились в щелочки, рука с магазином совершала всё большую и большую амплитуду, удары были всё сильнее и сильнее. Все лицо курбаши было залито кровью, и вскоре он перестал стонать.

Я крикнул, чтобы боец прекратил избиение, и в это время услышал близкий разрыв гранаты. В следующее мгновение какая-то неведомая сила буквально впихнула меня в люк. После этого я отчетливо услышал очереди из автоматов и одиночные выстрелы. Пули, чиркая по броне, визжа, рикошетом уносились в разные стороны. Я, оглянувшись назад, пересчитал солдат. В машине не было лишь наводчика АГС-17. Вместе с афганцами он сидел на броне. Мелькнула страшная мысль, что боец, застигнутый врасплох, поймал пулю.

- К бою! Противник с правого борта! Огонь! - я схватил автомат и вместе со всеми открыл огонь по противнику.

Наводчик крпнокалиберного пулемёта, ефрейтор Ермаков, экономя патроны короткими очередями долбил по дувалу, за которым сидели боевики. Вскоре заработал миномёт, расчёт которого находился на следующей за мной машине. Первая мина ухнула далеко позади засады, вторая впереди, третья угодила в цель. Огонь душманов ослабел. Выбрав момент, когда огонь боевиков утихнет совсем, я пытался осмотреться. Мучила одна мысль, куда же исчез наводчик гранатомёта? Вопрос, где были в это время афганцы, меня беспокоил меньше всего. Я уже привык к тому, что уже после первого выстрела они как горох ссыпались с брони в канавы и воронки и ждали, пока мы покончим с боевиками. Каково же было удивление, когда я увидел, что бойцы группы защиты революции вместе с офицером вели прицельный огонь по засевшим в лабиринте глинобитных стен душманам, и даже пытались атаковать противника. Часть людей хадовец послал для обхода засады с тыла. За год пребывания в Афганистане это был, наверное, единственный бой, когда афганцы так яростно дрались вместе с нами.

Вскоре бой был закончен. Пролетавшие недалеко от нас вертушки довершили дело. На месте засады не осталось даже ни одного целого автомата, не то, что боевика.

В общем, в этот счастливый для всех нас день, нам повезло дважды.

Первый залп душманов был явно поспешным и потому безрезультатным. Сидевшие на броне бойцы вскоре спрыгнули на землю. Целым и невредимым был и наводчик, правда, перепугался заметно, с кем не бывает.

На память о том бое у меня осталась прожжённая раскалённым стволом автомата, шапка и фотоаппарат, словивший две пули. После того, как взрывной волной меня закинуло в люк, фотоаппарат, зацепившись, остался на броне, снаружи. Видно, второй залп боевиков был точнее.

Этот урок нашей беспечности, который дали нам боевики, ни я, ни кто-нибудь из моих боевых товарищей, я думаю, не забудет до конца жизни.

Фарьябский дневник (Дни и ночи Афгана)

Глава XVIII.

Фарьябский дневник
(Дни и ночи Афгана)