Н.Ф. Иванов "Ограниченный контингент" Глава 14

С 1978 годом Афганистан прощался сравнительно спокойно. Собственно, это был и не его праздник: по календарю лунной хиджры мусульманин вступает в Новый год - Навруз - в середине марта. Но в Кабуле к этому времени собралось такое число советских специалистов и советников, что афганцы тоже почувствовали 31 декабря праздником. Их приглашали в гости, и они с радостью соглашались, образно говоря, дважды ступить в одну и ту же воду.

Но как легко мы расстаёмся с уходящим годом! Словно был он или страшной обузой, или пролетел так быстро, что и вспомнить, помянуть добрым словом его - жаль времени. Счастья в новом году, здоровья и успехов - в новом. Новый год - как заклинание от всех напастей и бед. Пьём - за новый год, говорим о нём, думаем, мечтаем... А нам бы плакать по уходящему в первую очередь. Потому хотя бы, что это уходит часть жизни. Уходят 365 дней, в каждом из которых опять-таки 24 часа. А сколько раз порой не хватает нам всего одной минуты. Одной! Для счастья, для удачи, для предотвращения трагедии. Нет же - за новый год. Наверное, многое в нашей жизни и не получается именно потому, что наступающий год, ещё ничего не сделавший, принимает в свою честь столько здравиц и восхвалений, что большую часть своего времени просто почивает на этих незаслуженных лаврах. А ведь только уважая вчерашнее, можно чего-то добиться завтра. Даже прийти в завтрашний день нельзя, минуя сегодняшний.

А пожелания с Новым годом - это всего лишь надежда. Без пота и плоти. Конечно, пусть сбудется, без неё, говорят, вроде нельзя, но всё равно жаль, что в новый год мы не ценим по достоинству того, что теряем...

Что уходило с 1978 годом в Афганистане?

Это уходил год Великой апрельской революции - к этому времени её уже стали называть именно так. Великий вождь и учитель Нур Мухаммед Тараки, чьи портреты незаметно заняли стены домов, кабинетов, школ, больниц, уверенно вёл афганский народ к построению бесклассового общества. Были приняты главные законы страны - о земле и воде. Ну и самое историческое событие под занавес года - подписание 5 декабря в Москве Договора о дружбе и взаимной помощи с Советским Союзом.

Вопрос о подписании Договора представлялся настолько важным, что 2 декабря специально был созван пленум ЦК НДПА, на котором утверждался состав делегации. Кроме подписания Договора планировалось заключение множеств соглашений практически во всех областях, и пленум после долгих дебатов решил: в Москву выезжает всё афганское правительство. Единственное - решили не называть в прессе в составе делегации фамилию Амина: пусть все думают, что в стране остался он. Тараки же перед самым отлётом вызвал к себе Заплатина:

- Товарищ Заплатин, мы все улетаем завтра в Москву на подписание договора.

- Счастливого пути! - пожелал генерал, ещё не зная о цели вызова.

- Спасибо. Ну а управление страной мы решили доверить вам. Остаётесь старшим в Кабуле.

- Я? - Заплатин быстро перебрал в памяти приближённых Тараки: а почему не Амин? Значит, он тоже летит? Но тогда ведь есть ещё главный военный советник. Посол, наконец.

Тараки словно угадал его мысли:

- Понимаете, для нас армия - это всё. Наш народ любит армию, а в армии уважают вас. Так что придётся дня три - четыре побыть главой государства.

- Есть, товарищ Тараки.

- Вот за это я и люблю военных, обнял Василия Петровича генеральный секретарь.

В Москве афганской делегации оказали самый тёплый приём, какой только можно было ожидать. Открыт, откровенен и любезен был Брежнев. Амин очень плодотворно провёл переговоры по военным вопросам в Генеральном штабе с Огарковым. Здравоохранение, геология, торговля, туризм - всё подписывалось, прогнозировалось на будущее. Разве только что о полёте в космос не договорились. Удачным виделся договор для обеих сторон.

На фоне всего этого были, конечно, и тучи на афганском небосклоне. Достаточно сложно шла земельная реформа. Тут впервые революционное правительство столкнулось с парадоксальной ситуацией. Крестьяне, умиравшие от голода, мечтающие и молящие о клочке земли, её, конфискованную у феодалов, не брали.

- Земля не моя, а Коран запрещает брать чужое, открещивались они от подарка революции.

Конечно, не только и не столько Коран являлся причиной отказа. Помещики широко разводили руками, представляя земельным комитетам свои поля: берите, ничего не прячу. Дружелюбно приглашали гостей испить чашку чая. Но зато ночью к тем, кто осмелился взять себе надел, приходили нанятые баем нукеры. И уже на следующий день во всей округе трудно было найти человека, который согласился бы взять землю - жизнь дороже. А что делать, если новая власть - только до наступления сумерек? Бумажка с непонятной печатью не защищала от ночных гостей.

И получилось к осени: землю-то отобрали, а отдать её оказалось некому. И остались незасеянными многие поля, в кишлаках и аулах с тревогой начали перебирать съестные запасы, молясь на чудо, которое смогло бы спасти от голодной смерти зимой.

Чудо пришло с севера: потянулись в Афганистан колонны с мукой из Советского Союза. Правда, докладывали потом советники: когда начали всё делить, распределять продукты, не оказалось под рукой самого малого - обыкновенной мелкой тары. Зато тут же отыскались американские коробки, небольшие мешки. И сыпалась русская мука в мешки с американской эмблемой и английскими словами, и развозилась по кишлакам и пастбищам, и молились афганцы гербу и флагу Соединённых Штатов. Но не до этих, казалось бы, мелочей было советским людям, а тем более афганцам. Главное, поддержать народ, а с остальным сочтёмся и разберёмся потом. Не случайно в конце сентября совпосол Александр Михайлович Пузанов передал в МИД запись беседы с послом Индии в Кабуле Сингхом:

Не всё ладилось у кабульского правительства и с духовенством. Народ продолжал верить муллам больше, чем секретарям партийных комитетов. Мало кто из священников открыто и безоговорочно поддерживал революцию, а после конфискации у них земель число священнослужителей вообще уменьшилось: стали уходить они в Пакистан. Правительство махнуло рукой - обойдёмся без них, словно забыв, что слово муллы для мусульманина - закон.

- Новое правительство не ходит в мечети, - как святотатство передавалось из уст в уста.

Агитаторы, противостоящие этому, были, как правило, молоды и горячи, и их или не слушали, или просто убивали как неверных, идущих против воли аллаха. Листовки же, которые они приносили, всё равно попадали к муллам: кроме них в округе читать всё равно почти никто не умел. А уж те читали то, что нужно.

Именно после таких "прочтений" появились в Афганистане и ответные листовки, впервые за все века призывающие бороться против русских.

Не принесло авторитета новой власти и такое новшество, как создание партийных ядер. Коммунисты, опасаясь за жизнь многочисленных родственников, просили направлять их на работу в другие провинции. Началась великая перетасовка: формировались партядра и направлялись в различные регионы страны. Партийцы, не имеющие корней в своей зоне ответственности, не знающие людей, обстановки, настроений, не имели и авторитета. Они были большей частью "короли на день", так как ночью вынуждены были запираться в уездных комитетах и ощетиниваться оружием до утра.

Вселяла надежду лишь некоторая стабильность в партии после того, как 5 июля лидеры "Парчам" были назначены послами и выехали из страны. А арест Кадыра и последовавшее тут же увольнение из вооружённых сил около восьмисот командиров всех рангов, от генерала до сержанта, позволили говорить о единстве и среди военных. Роль министра обороны взял на себя Тараки, хотя все прекрасно понимали, что и этот воз будет везти на своих плечах его любимый ученик.

- Товарищ Тараки, сколько же можно на одного человека взваливать? - спрашивал Заплатин, перечисляя обязанности Хафизуллы Амина к тому времени: заместитель премьер-министра, министр иностранных дел, секретарь ЦК, член Революционного совета.

Улыбался Тараки:

- Товарищ генерал, у нас в Афганистане нет такого другого человека, как Амин. Если ему ещё одно министерство дать, он сможет работать и там. И пусть работает.

А министерству обороны работы всё прибавлялось. Начали понемногу волновать банды, подучившиеся в Пакистане; они появились в восьми провинциях из двадцати семи и в некоторых моментах отваживались даже принимать бой против небольших подразделений правительственных войск. Ухудшились, если не сказать, что прекратились вообще, отношения с Китаем, Ираном и Пакистаном. Долго проясняли свою позицию к Кабулу и американцы, и только к 1 декабря государственный секретарь Вэнс отправил в посольство в Кабуле секретную шифротелеграмму:

Интерес Соединённых Штатов в первую очередь проявлялся в финансировании и в пусть и небольших, но поставках оружия для банд, засылаемых в Афганистан. Это в свою очередь заставляло афганское руководство кроме традиционного дружеского отношения к Советскому Союзу смотреть на него и как на защитника, который поможет выстоять первое время. В мире ведь нет совершенно нейтральных государств - одни революции искали поддержку у социалистического лагеря, другие, которые мы, как правило, называли контрреволюциями, охотно брал под своё крылышко Запад. И все надеялись на лучшее завтра.

Надеялся на будущее и Тараки: народ ведь должен был понять, что всё, что делается в стране, - это ради его блага.

Ограниченный контингент

ГЛАВА 14. Заплатин - глава государства.
Коран запрещает брать чужое. Армия под присмотром Амина.
«Не в наших интересах делать Москве такой подарок».

Конец 1978 года.

Ограниченный контингент

ГЛАВА 14. Заплатин - глава государства. Коран запрещает брать чужое. Армия под присмотром Амина. «Не в наших интересах делать Москве такой подарок».

Конец 1978 года.

ГЛАВА 14. Заплатин - глава государства.
Коран запрещает брать чужое. Армия под присмотром Амина.
«Не в наших интересах делать Москве такой подарок».