Ограниченный контингент

ГЛАВА 26. Поднять белорусскую дивизию. Направление - юг.
Вылет «мусульманского» батальона. Ещё одно покушение на Амина.
«Руководствоваться статьёй 51 Устава ООН»...

13 декабря 1979 года. Москва.

Военные - единственные, кем страна имеет право рисковать. И 12 декабря политическое руководство пошло на это.

13 декабря, помимо всех остальных событий, Огарков срочно вызвал к себе командующего ВДВ Дмитрия Семёновича Сухорукова. Тот проверял дивизию, расположенную в Белоруссии, но начальник Генштаба повторил:

- Прибыть немедленно.

Через два часа Сухоруков уже был в Москве и докладывал маршалу о своём прибытии.

- Для одной из твоих дивизий будет поставлена задача. Боевая. Какую лучше поднять?

Сухоруков думал, что начальник Генерального штаба продолжит или хотя бы в общих чертах пояснит, что за задача, в каком регионе, сроки готовности, но Огарков, замолчав, испытывающе глядел на него.

Однако ответить Дмитрий Семёнович не успел. В кабинет вошёл командующий военно-транспортной авиацией, и Огарков, кивнув на Сухорукова, так же двумя фразами озадачил и лётчика:

- Десантники получают боевую задачу. С учётом дислокации ВТА на аэродромах какую из их дивизий мы можем поднять с наименьшими проблемами?

Командующие посмотрели друг на друга, молча подошли к столу, на котором бугрилась свежими склейками карта. Вгляделись каждый в свои точки.

- На сегодня больше всего самолётов у меня в Белоруссии, - первым доложил лётчик.

- Дмитрий Семёнович? - потребовал ответа Огарков у Сухорукова. - Что вы скажете о своей белорусской дивизии?

- Готова к любым действиям. Там сейчас находится и группа офицеров из штаба ВДВ с проверкой - если что, помогут командованию на первых порах.

- Хорошо. Поднимайте эту дивизию Сегодня ночью ей быть на аэродромах взлёта. Боеприпасы с собой, но пока не выдавать.

- Какую задачу я должен поставить командиру дивизии? - попытался добиться хоть какой-нибудь конкретности Сухоруков.

- Пока только произвести расчёты на высадку десанта посадочным способом на аэродромы номер один, номер два и номер три.

- Кто мне поставит задачу?

- Или я, или министр обороны. Время и место выполнения задачи также укажем при постановке задачи. Всё, выполняйте первый пункт приказа.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: К ночи на 14 декабря командир десантной дивизии генерал-майор Рябченко Иван Фёдорович выведет свои части к аэродромам взлёта. О возможном выполнении именно боевой задачи знали только комдив, начальники штаба и политотдела. Вся остальная дивизия думала, что штаб ВДВ решил устроить проверку, организовав учения на 3 - 4 дня. Или даже на два из-за глубокого снега и морозов. Многие офицеры, не говоря уже о солдатах, не успели попрощаться даже с семьями - такие учения для десантников проходили достаточно часто, каждый раз не напрощаешься.

Оказалось, однако, что дивизия улетала не на три дня, а на девять лет. И не на учения - на войну. Первые на неё уходили именно так - не прощаясь.

14 декабря лётчики ВТА получат приказ перебазироваться вместе с десантниками на среднеазиатский аэродромный узел. Становилось известным направление - юг.

Декабрь 1979 года. ТуркВО - Баграм.

Вылет в Афганистан получился не такой уж заинтригованный и роматичный, как представлялось солдатам из "мусульманского" батальона.

Сначала, после убийства Тараки, про них на целый месяц забыли, и прапорщики из бригады с жадностью набросились на дармовую рабсилу, доселе тщательно оберегаемую. "Камикадзе" превратились в мойщиков посуды, землекопов, строителей, в просто "стой и жди". Взвыли даже офицеры: оказывается, за эти полгода, пока они занимались боевой подготовкой, никуда не исчезли требования подметать плац, подстригать траву, красить табуретки и заниматься ещё миллионом дел, нужных только проверяющим, которые, кстати, тоже никуда не исчезли.

Но в конце октября сверкнул для "мусульман" вдруг луч надежды: из отпусков срочно отзывали офицеров, солдат выуживали из котлованов, складов и столовых. В очередной, третий, раз приказали выстирать афганскую форму, чтобы не выглядела новой. В ноябре уже вовсю водили -стреляли, а 8 декабря вечером вновь потребовали сдать в секретку все документы. Единственное, что осталось в карманах у офицеров - это жетоны с личными номерами. На технике в спешном порядке снимали или закрашивали номера.

Но если раньше задача батальону более-менее была ясна - охрана Тараки, то теперь даже полковник Колесов разводил руками в ответ на молчаливые вопросы Халбаева: не знаю. Просто лететь в Афганистан, а там всё прояснится.

Лететь так лететь. 9 и 12 декабря двумя рейсами спокойно, без стрельбы и захвата плацдармов, скучно батальон перелетел в Баграм.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Уже там "мусульман" переоденут в афганскую форму и прикажут ждать команды. Истинное предназначение батальона на тот момент знало всего несколько человек в Москве, в ранге не ниже генерал-лейтенанта: в случае обострения обстановки в Кабуле выдвинуться к афганской столице и стабилизировать ситуацию. Имелось ввиду 16 декабря.

В тот момент "мусульманский" батальон вместе с батальоном Ломакина - Пустовита могли быть единственными советскими подразделениями, необходимыми для предотвращения кровопролития во время возможной смены руководства.

13 декабря 1979 года. Баграм.

Третий день генерал-лейтенант Гуськов ждал телефонного звонка. 10 декабря в бункере появились связисты, начали устанавливать новый телефон.

- Откуда связь? - шутливо спросил их Николай Никитович.

Те переглянулись, затем одновременно показали пальцами вверх.

"Космическая?" - шутливый настрой у генерала сразу исчез. Эту связь просто так устанавливать не будут. Значит, последуют команды. Какие и от кого?

И 13 декабря телефон наконец ожил.

Николай Никитович? Это Устинов.

- Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза.

- Вам товарищ Андропов ещё не звонил?

- Никак нет.

- Значит, позвонит. Там самолёт нужно будет один принять, обеспечьте, чтобы всё было в порядке.

- Есть, будет.

Слышимость была прекрасной, словно министр обороны находился где-то рядом.

Поразмыслить на эту тему Гуськов не успел - телефон зазвонил вновь. Андропов?

Да, это был он. Хотя и вежливо, но тем не менее приказным тоном повторил уже известное: принять самолёт, обеспечить скрытность и безопасность пассажиров, которые прибудут на нём.

Странную особенность стал замечать за собой генерал в Афганистане. Чувствуя, что волей судьбы оказался в какой-то непонятной ещё до конца политической ситуации, тем не менее не стремился и не желал знать что-то сверх того, что приходило с указаниями. Вот и сейчас было совершенно безразлично - кто прилетит и зачем. С него требовалось обеспечить безопасность. Это он сделает, а остальное. На остальное тоже люди есть. Если Афганистаном командует не Устинов, а Андропов, вот его люди и пусть знают больше!

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Ночью на аэродром Баграм рейсом из Ташкента приземлится Ту-154. Уже при заходе на посадку на всём аэродроме неожиданно отключится свет - выйдет из строя электростанция. Пока будут возиться с аварийной, лётчики всё же при свете фар сумеют посадить самолёт в трёх метрах от края аэродрома.

Из самолёта выйдут вначале андроповские "ребята в штатском", потом группа афганцев с коренастым мужчиной в центре.

Это был Бабрак Кармаль. Его с соратниками отведут в дальний бункер, и до 16 декабря Гуськов никого из них больше не увидит, не говоря уже о солдатах.

Но 16 декабря, когда среди афганских лётчиков разнеслась весть, что в Кабуле предпринята попытка нападения на Амина (сам Амин не пострадал, тяжело ранен лишь его племянник Асадулла), на связь с Гуськовым выйдет Андропов и прикажет срочно отправить "гостей" в Союз.

Из Ферганы прилетит Ан-12, не заглушая моторов и не выруливая со взлётной полосы, раскроет рампу. Таинственная группа афганцев скроется в чреве военно-транспортного самолёта, и тот сразу же возьмёт курс на север.

...16 декабря была ещё реальная возможность для ОКСВ никуда не лететь. Была желательна смена афганского лидера и для советского руководства. Но если в сентябре автоматная очередь не достигла Амина только благодаря Сайеду Таруну, то сейчас на её пути оказался уже племянник, которого, кстати, тут же пераправили в Союз, и советские врачи сделали всё, чтобы он остался жив.

Гуськов, пока ещё ничего не ведающий ни про Бабрака, ни про политический расклад сил, после взлёта Ан-12 вытрет со лба пот: «Слава богу, что улетели. А то поседеешь с такими "гостями"».

13 декабря 1979 года. Нью-Йорк.

Телефонограмму от Громыко постоянный представитель СССР в ООН и Совете Безопасности Олег Александрович Трояновский получил в самом начале рабочего дня. Разница по времени между Москвой и Нью-Йорком составляла как раз рабочий день, и естественно, что к приходу на службу Трояновского уже ждали дела отработавшей свой день Москвы.

За четыре года службы в представительстве у Трояновского выработался свой ритуал получения известий: лишь входил шифровальщик с бланком телеграммы - а приходил он только к нему, все остальные работники представительства сами ходили в комнату к секретчикам, - Олег Александрович по поведению вошедшего старался определить, какие новости прислала Москва. Кто-то доказывает, будто есть люди с непроницаемыми лицами. Но тогда надо просто внимательнее вглядеться в походку, жесты, в то, как открывают и закрывают двери, как идут, как протягивают бумагу, и десятки мельчайших, неконтролируемых движений, жестов, интонаций дадут первую реакцию.

В десять сорок пять по Нью-Йорку шифровальщик "нёс" послу своё недоумение. Впрочем, ладно бы своё, личные дела у государственных людей неизменно на задворках и не требуют особого внимания. Но в руках у секретчика был бланк шифровки.

"Иран - Америка -, Кампучия - Китай - Вьетнам", - определил конфликтные регионы уходящего 1979 года Трояновский.

Принял бланк. Секретчик остался стоять, готовый забрать телеграмму обратно, и, если надо, подтвердить своё недоумение словами. Значит, это не могло быть сообщением по уже известным конфликтам. Здесь что-то другое. Может, личное к нему, главе представительства? Отзывают в Москву? Это в дипломатических кругах первое правило - не засиживаться на одном месте, дабы не терять остроту восприятия проблем. А может, новые указания по Шевченко?

Шевченко - советский заместитель генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма - недавно сбежал, попросив политического убежища. Трояновский был последним, кто разговаривал с ним в одном из магазинов на окраине города, куда его тот попросил приехать. Правда, разговор шёл в присутствии адвоката, которого Шевченко успел нанять за те сутки, пока его искали всем представительством. Оправдания старые и смешные: он не желает возвращаться в Советский Союз именно по политическим, а никаким иным мотивам, а в доказательство - "мощнейший аргумент": в своё время его отец был влюблён в батьку Махно. Пообещал, что напишет книгу, разоблачающую стиль работы советского МИДа. Правда, его здесь, кажется, самого опередили. Одна из женщин Шевченко на днях выпустила книгу воспоминаний "Любовница диссидента", в которой тот представлен довольно в неприглядном виде. Америка - это не Союз, теперь ему надо тысячу раз отмыться, прежде чем самого будут серьёзно воспринимать. Но и Советский Союз - тоже не Америка: за сотрудника, хоть он напрямую и не подчинялся, Трояновский всё равно груз ответственности на себе почувствовал приличный.

А что ещё?

Надел очки, выставил бланк на вытянутую руку, словно рассматривал фотографию с очень мелкими лицами. Однако, лишь прочитав первые строки, приблизил телеграмму к самому лицу.

Громыко

Какой ввод войск? Какой Афганистан?

"Если в Совете Безопасности будет поднят вопрос по поводу ввода советских войск в Афганистан..."

Трояновский поднял взгляд на шифровальщика. Тот молча протянул серенькую книжицу Устава ООН с торопливой закладкой - клочком телеграфной перфоленты. Но, ещё не открыв книги, перевёл взгляд на карту, висевшую на левой стене кабинета. Не сразу, но нашёл Афганистан - коричневый аппендикс в подбрюшье СССР. Слева - Иран, внизу - Пакистан, справа - громадина Китая. Соседство...

О.А. Трояновский

Торопливо раскрыл книгу, хотя помнил смысл 51-й статьи - не так уж их много в Уставе. Рядом с ней была поставлена еле заметная карандашная точка - воистину, пролистаешь и не заметишь. Итак, дословно: "Настоящий Устав ни в коей мере не затрагивает неотъемлемого права на индивидуальную и коллективную самооборону..."

Так, это известно и из телеграммы. В дипломатии же самая безобидная на вид, но коварнейшая штука - это обрыв фразы, выхватывание её из контекста. Что в статье дальше?

"...на индивидуальную и коллективную самооборону, если произойдёт вооружённое нападение на члена Организации, до тех пор, пока Совет Безопасности не примет мер, необходимых для поддержания международного мира и безопасности". Вот теперь всё.

Шифровальщик всё ещё стоял у стола, правда, сделал несколько неслышных шагов влево, то ли чтобы самому лучше разглядеть карту, то ли от вышколенности - не закрывать обзор начальству, не маячить у него перед глазами. Да, собственно, большего он ничего и не мог дать. Взять мог, вернее, обязан был забрать обратно телеграмму: с секретностью, охраной государственных тайн после предательства Шевченко в представительстве слава богу, дело было поставлено.

- Если будет что-то дополнительно к этому, срочно мне, - отпустил шифровальщика Трояновский.

Лишь затворилась осторожно, уважительно дверь, Олег Александрович прошёл к карте. Уж если и было где одно из спокойных мест в мире, так это как раз Афганистан, даже несмотря на прошлогоднюю апрельскую революцию, на убийство Тараки. Совсем недавно нынешний глава правительства Хафизулла Амин приезжал в Нью-Йорк, выступал на Генеральной Ассамблее ООН. "О чём же он говорил? О чём-то не очень существенном, иначе бы запомнилось. А-а, заседание Генассамблеи было посвящено проблемам разоружения. Вечный, как мир, вопрос, давно потерявший свою остроту. А вот теперь..."

"Кабул, Герат, Кандагар, Джелалабад. - Трояновский отыскивал афганские города, читал их названия по слогам, стараясь запомнить. - Что же произошло там такого сверхъестественного, что необходимо посылать войска? Готовится чьё-то вторжение? Ирана? Нет. Иран отпадает, у него своих дел и забот с Америкой по горло. Китай? Этот сейчас со своей внешней политикой может пойти на всё, но после осуждения его агрессии во Вьетнаме амбиции Пекина должны чуть остыть. Пакистан? Это реальнее всего. Зия-уль-Хак послал далеко-далеко просьбы практически всех стран о помиловании свергнутого им премьер-министра страны Бхутто, кстати, своего же учителя и покровителя, и сделал то, что наметил - взял и повесил. Да, Пакистан - вероятнее всего. Но это опять же только догадки, а что там на самом деле?"

Вернулся к столу, сел в кресло. Поймал себя на мысли, что смотрит на белый телефон, стоящий за ненадобностью дальше всех на столе. Это - связь с Москвой. Подними трубку - и можно услышать голос Громыко. Только вопросы, которые мучают сейчас, разве по телефону задашь? Телефон советского дипломата в Америке - это для того, чтобы поинтересоваться здоровьем, и не более того. То, что разговоры прослушиваются в представительстве никто не сомневался. Как и в том, что кто-то где-то ведёт на каждого служащего досье. Вон Михаил Аверкиевич Харламов, первый зам. при переезде на новую квартиру обнаружил ни много ни мало, а двадцать четыре подслушивающих устройства. В туалете и ванной по два стояло, не говоря уже о комнатах и лестничной площадке. Так что ЦРУ получает из бюджета свои 35 миллионов долларов в год не для того, чтобы платить своим сотрудникам за красивые глазки. Поэтому, поднимая трубку, и в самом деле можно спрашивать про здоровье хоть Громыко, хоть своё, и тебе, если захотят, ответят чётко и ясно.

Для связи с Москвой оставалась кодированная связь, и Трояновский торопливо написал на личном бланке: "Прошу более подробной информации по Афганистану". Расписался. В Москве сейчас вечер. Даже, если Громыко успеет прочесть его телеграмму, без решения Леонида Ильича он вряд ли что предпримет. Андрей Андреевич прекрасен как исполнитель, его опыту могли бы, наверное, позавидовать многие дипломаты мира, но вот как генератор идей, как руководитель, формирующий политику на своём участке работы, - здесь советские дипломаты чувствовали слабину у своего начальника. Так что ответ, скорее всего, будет только завтра. Да и будет ли? Если бы что-то можно было сообщить дополнительно, прислали бы и без его просьбы. Скорее всего, вопрос с вводом войск ещё окончательно не решён. И тогда тем более никакого ответа не будет.

Трояновский свернул бланк, потом вложил его в папку - на уничтожение. Вдруг почувствовал - впервые и очень остро, - как он одинок и беззащитен в этом огромном кабинете и в этой стране. Никогда ничего подобного не возникало - ни во время работы послом в Японии (а это тоже не мёд был), ни в многочисленных командировках за рубеж.

Поднял трубку телефона внутренней связи:

- Михаил Аверкиевич, зайдите, пожалуйста.

Харламов - первый заместитель. Вообще-то такой должности - первого заместителя - не существовало, было просто пять замов, занимавшихся кто экономическими, кто юридическими, кто кадровыми вопросами. Но год назад Василий Васильевич Кузнецов прислал от Громыко указание - Харламова назначить и считать первым заместителем.

Трояновский не возражал, хотя и решили этот вопрос без него. Михаил Аверкиевич, в своё время фронтовой корреспондент "Правды", партизанил в Брянских лесах. Приятно было узнать, что это именно он чуть ли не заставил Бориса Полевого писать о Маресьеве, когда тот рассказал ему о встрече с необычным лётчиком. Некоторое время работал в штате МИДа, куда его пригласил Молотов. Скрупулёзен во всём, а потому не просто досконально изучает и знает дело - он мог отстаивать, драться за него. Трояновский иной раз даже по-хорошему завидовал настырности, несгибаемости, чёткости заместителя. И сюда, в представительство, его назначили, чтобы урегулировать конфликт, возникший между коллективом и предшественником Олега Александровича - Маликом. А сейчас говорить или не говорить Михаилу Аверкиевичу о телеграмме? Пока о ней знают только двое - он и шифровальщик... Что-то сдерживает в отношении Харламова, какая-то мелочь. Надо додуматься, надо довериться интуиции. Дневники! Да, дневники. Заместитель ведёт дневники ещё со времён войны, и это знают все. Значит это насторожило, вернее, предостерегло. Неосознанно сработало на секретность. Хотя сколько она продержится, эта секретность?

Харламов, несмотря на негнущуюся в правом колене ногу, вошёл стремительно, уже готовый по своей натуре действовать и желавший знать только одно - в каком направлении. Действовать, действовать... А стоит ли действовать? Для дипломата действие не всегда благо, иной раз мудрость как раз в том и заключается, чтобы выждать. Да и на телеграмме стояла пометка - "Для ориентировки посла". Для ориентировки, а не действия...

- Приветствую, Олег Александрович! - первым поздоровался Харламов. Он был одного роста с Трояновским, но чуть покрепче, сбитее, и это Олег Александрович ещё раз ощутил в цепком рукопожатии.

- Что там у нас с деньгами, Михаил Аверкиевич? - спросил Трояновский первое, что пришло в голову. - Конец года на носу, - вроде бы оправдал он своё любопытство и ненужный в общем-то вопрос.

Одна из основных задач Харламова - следить за расходованием средств постпредства. Денег было кот наплакал. Трояновский как посол мог позволить себе не более трёх дипломатических приёмов в год - на день Советской Армии, День Победы и в годовщину Октября. Остальные дни и деньги - считать, считать и считать.

- Через два дня представлю все расчёты.

- Хорошо, спасибо.

Харламов подождал мгновение, потом кивнул головой и вышел: раз нет указаний, он найдёт себе работу сам. Вернее, таких, как он, работа сама ждёт за дверью.

А Трояновский вновь посмотрел на карту. Сколько войдёт войск? С какими задачами? Каким будет заявление правительства? Знает ли обо всём этом Бисмеллах Сахак - представитель Афганистана в ООН? Кстати, он учился одно время в Воронеже, жена у него русская. Но ведь в то же время он стал представлять ДРА в ООН после убийства Тараки, то есть он ставленник Амина. А наше правительство с убийцей законного президента на откровения до конца не пойдёт. Значит, афганец вряд ли что знает...

Вопросов становилось всё больше и больше, и Трояновскому вдруг захотелось несбыточного: очутиться на несколько минут в Москве, попасть на обсуждение афганского вопроса. Кто его может обсуждать?

Посол откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза, чтобы яснее представить картину. "Конечно же, этот вопрос будет решать крайне ограниченный круг лиц. Брежнев и Громыко - это ясно. Затем... Затем Устинов, раз дело касается армии. Не обойтись здесь без Комитета госбезопасности, без КГБ вообще нигде не обойтись - четвёртый Андропов. Несомненен Суслов - идеологический бог страны. Серый Кардинал. Подметил же кто-то! Услышав однажды эту фразу в МИДе, ещё не зная, кому она предназначается, мгновенно представил худого, сутулого Суслова - и не ошибся. А ведь был момент в 1970 году, когда тандем Брежнев - Суслов чуть было не распался. Почувствовав, увидев однажды растущую самостоятельность Генерального секретаря, Суслов, Шелепин и Мазуров написали записку в Политбюро и членам ЦК, где подвергли резкой критике речь Брежнева на декабрьском 1969 года Пленуме ЦК. Его обвинили во всех тяжких грехах: и в очернительстве истории, и в неумении видеть положительный опыт развития страны, перспективы социалистической экономики. На очередном мартовском Пленуме и намечалось обсуждение этой записки. А точнее, смещение строптивого Генерального секретаря. Суслов шёл ва-банк и, видимо, рассчитывал на успех: он выпрямился, сделался ещё выше.

Однако неожиданно для всех Брежнев отложил проведение Пленума, выехав в Белоруссию на войсковые учения. Там у него произошли встречи с министром обороны А.А. Гречко, другими маршалами и генералами. В Москве стало ясно, что Генеральный секретарь заручился поддержкой военных. Это означало крах: в политике побеждает тот, кого поддерживает армия. И к моменту возвращения Леонида Ильича в столицу записка "троицы" была уже отозвана. Суслов начал сутулиться пуще прежнего. Тут надо отдать должное Брежневу как интригану: он ничего не предпринял по отношению к своей правой руке. И Серый Кардинал понял свою задачу. Мгновенно весь идеологический аппарат был направлен на восхваление и здравицы "выдающегося вождя современности". Прощение было куплено потерей независимости. Искренности в отношениях между Брежневым и Сусловым искать не приходилось, но тем не менее Генеральный секретарь не отпускал от себя взбрыкнувшего однажды соратника: искупающий вину служит преданнее. И Суслов последнее десятилетие только и делал, что изо дня в день доказывал свою лояльность "днепропетровской эре" - после 1970 года Леонид Ильич особо интенсивно ввёл в своё окружение сотоварищей по Днепропетровску, Днепродзержинску, Молдавии.

"Да, Суслов тоже наверняка среди обсуждавших. За это говорит ещё и то, что последнюю награду Генеральному секретарю, орден "Победа" вешал именно он.

Но кто ещё? Пономарёв? Борис Николаевич ведёт в ЦК международные вопросы, и, как представляется, он наибольший профессионал в своём деле. Без него просто не обойтись, даже если и захочешь. Вроде и всё".

Брежнев последнее время особо не расширял круг приближённых. И хотя почти в каждой газете печатались отчёты о его встречах и беседах в Кремле, целые полосы отводились рецензиям его книг, со стороны было видно: былая мощь Генерального морщится шагреневой кожей. Это чувствовалось хотя бы по тому, как постепенно исчезала та особая уважительность при упоминании его имени, которая раньше неизменно присутствовала даже в беседах с западниками, не говоря уже о братьях-славянах или представителях развивающихся стран. Эпоха Брежнева заканчивалась, и если в Союзе, судя по отпускным впечатлениям, об этом ещё не думали, западный мир начинал осторожно выискивать в Политбюро претендентов на главную роль.

Осторожно упоминались Суслов, Андропов, Косыгин, Гришин, не сбрасывались со счетов Романов, Машеров, Алиев. Всё было так, но это была лишь видимая часть айсберга, всего лишь лотерея для дилетантов, где итог игры - неизменный проигрыш. Потому что был ещё Георгий - так называемый человек за спиной Брежнева, "чёрный ворон ЦК": помощник Леонида Ильича и его личный друг Цуканов Георгий Эммануилович. Достаточно было знать, что некоторые члены Политбюро входили к нему в кабинет с уже виноватым выражением лица, а таким, как Черненко, он вообще мог сказать: "Слушай, ты мне мешаешь. Выйди, пожалуйста". И Константин Устинович - а только ли он? - уходили, пятились, потому что члены Политбюро приходили и уходили, а Георгий оставался. Он был первым, кого четверть века назад Брежнев, сам только приехав в Москву, вызвал из Днепродзержинска к себе в помощники. Все эти годы Цуканов был невидим и неслышен для народа, хотя лауреатства и ордена текли к нему рекой. И именно он отвечал перед Брежневым, и только перед Брежневым, за промышленность и оборону. Он последний, кто обобщал сведения, формулировал заявления, подготавливал документы перед тем, как они попадали к Генеральному. И он же был первым, кому Леонид Ильич сообщал те новости, которые вдруг случайно проходили мимо него.

В ЦК ходил анекдот, неплохо отражавший власть и всесилие именно помощников. На вопрос, почему Брежнев сместил Хрущёва, сказывали: потому, что у Хрущёва один из помощников был по фамилии Лакеев, а у Брежнева - Блатов.

Так что как бы там ни было, а исход всех дел решают не открывающие дверь люди, а закрывающие её. Георгий был таким. И те, кто сбрасывал его со счетов, - они ничего не знали про обстановку в окружении Брежнева, не ведали о хитросплетениях коридоров власти.

Но Брежнев, несмотря ни на что, был ещё громадно силён, это ещё не был манекен, который можно поворачивать во все стороны помимо его воли. В любом случае всё будет зависеть от него лично.

"Так что будем ждать, - решил про себя Трояновский. И тут же усмехнулся: - Только чего? Разъяснений или ввода войск де-факто?"

Вновь посмотрел на телефоны - и белый, и внутренний. Кажется, француз Талейран, выведший Наполеона к власти, подчеркнул, что язык дан дипломату для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. А поговорить, посоветоваться надо бы с кем-нибудь. Ох как надо! Представлять СССР в ООН - это не в третьестепенной стране сидеть, там хватает снятых министров и их помощников. Господи, во что вообще-то превратили дипкорпус! В ссылку для несправившихся на других постах.

Олег Александрович встал, прошёлся по кабинету. Но, чтобы не задерживаться у карты, опять сел. Представил зал заседаний Совета Безопасности. "Кто и как будет голосовать в случае подтверждения телеграммы? Особо не вздохнёшь, надежда только на себя да на Чехословакию. К тому же председательствует Чань Чу, китаец. Этот не даст уплыть дискуссии в сторону, нацелит в самую точку. Протянуть бы декабрь, в январе председателем станет Жак Лепретт, француз. Он корректнее, интеллигентнее. Место ЧССР займёт ГДР, в Совет войдёт и Замбия - её представитель вроде неплохо относится к СССР..."

Трояновский моделировал, вернее, пытался предусмотреть ход событий, предугадать расстановку сил. Он уже чувствовал, кожей ощущал, каким может стать обсуждение афганского вопроса. Он представлял изголодавшихся по сенсациям из Советского Союза газетчиков, потирающих руки политиков, с величайшим удовольствием готовых отвлечь внимание общественности от собственных болячек. "Будет драчка, ох будет! Но неужели мы дадим им такой повод? Неужели это придётся испытать? Афганистан, Аф-га-нис-тан... первым делом, конечно, изучить эту страну. И помнить, что на её поведение - да и не только её - чаще, чем кажется, оказывают влияние закулисные события". На памяти факт, что ещё в 1920 году английский резидент докладывал своему начальству, что он может и поднять восстание пуштунов и отменить его. Прошли годы, но наивно было бы думать, что методы империалистических разведок изменились. Изощрённее стали - да, более многоступенчатыми - тоже несомненно, но чтобы рыцари плаща и кинжала полностью отошли от политики - не те времена на дворе, не те...

...А Нью-Йорк готовился к Рождеству. На улицах ставили и наряжали ёлки, появились новые фонари и иллюминация, загорались дополнительные рекламы - город у океана сам стал походить на рассвеченную наряженную ёлку.

Газеты вдруг вспомнили, что уходящий год был не только годом захвата заложников в Иране, но и всемирным годом ребёнка. И вообще, желалось много хорошего, милого, сентиментального.

В этой всеобщей подготовке к празднику стал забывать о телеграмме министра и Трояновский. Впрочем, нет, было бы неверно так утверждать: о ней вспоминалось каждый раз, когда взгляд останавливался на карте, когда встречался Харламов или шифровальщик. Ушли лишь острота восприятия и ежеминутное ожидание новостей. Где-то в подсознании мозг отметил для себя, что до Нового года уж точно ничего не произойдёт, оно просто не должно произойти. В это сразу поверилось, потому что в это очень хотелось верить.

Да только бы зависеть истории от праздников...

Документ (из переписки Советского посольства с МИД):
15 декабря 1979 года.
Запись беседы с министром внутренних дел ДРА Ф.М. Факиром.

Посол СССР в ДРА Ф. Табеев

Документ (из переписки Советского посольства с МИД):
16 декабря 1979 года.
Запись беседы со студентом Кабульского университета Мунир Ахмад Миром.

1-й секретарь Посольства СССР в ДРА Мишин.

Документ (Донесение в Комитет государственной безопасности):
17.12.79 г.

Представитель КГБ

Середина декабря 1979 года. Кабул.

На Востоке политика - это совсем иное, чем на Западе. Лозунги и идеи, конечно, распространяются, но господствует характер лидера и его взаимоотношения с кланами - с теми, кому лидер служит.

Х. Амин

Хафизулла Амин мог быть довольным и был доволен всем. Первое и основное - сравнительно спокойно прошла смерть Тараки. Он всё-таки ожидал большего шума. Как же благоразумно продержали "учителя" почти месяц в изоляции. Умри он сразу - ещё неизвестно, как отреагировал бы Кабул на смерть вождя. А так - свыклись, успокоились, оказались приготовленными к тому, что от болезни может умереть каждый. Этот месяц не только спускал пар и охлаждал пыл сторонников Тараки, но позволил Амину ещё больше укрепить свои позиции.

Хорошим предзнаменованием для Амина стало и то, что советская сторона восприняла смерть своего любимца тоже без каких-либо заметных демаршей. И хотя поздравление от Брежнева с избранием на руководящие посты было несколько сдержанным, но ведь пришло, и пришло первым. Выполнила Москва и две другие просьбы Амина - поменяла, и причём срочно, посла и главного военного советника. Вот так и надо действовать - решительно и напористо. Теперь, когда Амина никто не держал за руки, когда ему не нужно было ни перед кем отчитываться, он готов был любое дело сделать в пять, в десять раз быстрее прежнего. Революции не нужны белоручки. И святые не нужны. И по всему выходило, что Саурской революции необходим именно он, Амин. Тараки умер только ради победы Саура, и история в конечном счёте простит тех, кто решился на этот шаг.

Неожиданно благоприятными оказались для Амина и переговоры с Громыко насчёт военной помощи. То, чего не мог добиться Тараки за целый год, сделано за месяц: министр иностранных дел СССР дал ясно понять, что Советский Союз, скорее всего, найдёт возможность прислать в Афганистан определённое количество войск.

Конечно, он не обольщался, что Советы делают это ради него, укрепления именно его позиций. Им нужен сам Афганистан как территория, плацдарм на Среднем Востоке. Как, собственно, нужен Америке, Пакистану, Китаю, Индии. А раз так, то руководитель страны сам должен и сам будет выбирать с кем идти одной дорогой. Пока выгодно с Советским Союзом, а взбрыкнёт он - беда невелика, Америка при хорошем торге может дать в десять раз больше. Диктовать условия будет он, Амин. Пока же он примет советские войска, разгромит с их помощью своих противников - как засылаемых из Пакистана и Ирана, так и притаившихся за одним столом, в одной партии. Он было подумал, что основные противники уничтожены и разогнаны, но 16 декабря показало, что успокаиваться рано.

А будут войска - он сумеет перегруппировать силы в армии, покажет колеблющимся, кто сегодня вождь и за кем идти. Если же вдруг попытаются советские что-то возражать, диктовать свои условия - укажет им самим на аэродром и за 24 часа - хдо хафез, до свидания. Анвар Садат однажды в Египте уже сделал так - и ничего, зауважали ещё больше. Тех же, кто готов заменить советских советников, только позови, слетятся как мухи на мёд. Афганистан - это мёд. Тараки не сумел этого понять, потому и попал под полное влияние русских. А им хорошо быть либеральными и мягкотелыми, их революции более шестидесяти лет, а здесь - всего год. И когда всякая нечисть поднимает голову, эту голову надо просто сразу рубить. Ради будущего. Ради его, Амина, революции. Да, это его революция. Он её организатор, руководитель и исполнитель. Наконец-то можно сказать правду о событиях 27 апреля. Он заставит переписать историю, которую сочинили ради Тараки. Теперь он свою революцию не отдаст никому, а тем более не даст её погубить. Не идёт земельная реформа - он или заставит эти 11 тысяч феодалов уважать революционные законы, или уберёт их. Всех до одного. И даст ему на это права совесть. А то ведь допустили, что боевые действия идут уже в двенадцати провинциях, численность бандформирований достигла 40 тысяч. А ведь ещё весной, когда в Кунаре начались первые стычки, он предложил на ревсовете выжечь всё на три километра вдоль дороги, где душманы осмелились нападать на колонны правительственных войск. Убить контрреволюцию в зародыше, показать остальным, что может ожидать противников Кабула.

Нет же, Тараки послушался советских. Горелов и Заплатин сказали, что они не только сами не будут принимать участие в разработке этой операции, но и запретят участвовать в ней всем советникам в полках и дивизиях. Именно в этот момент Тараки надо было настоять на своём, поставить советников на место - нет, смалодушничал. Теперь приходится расплачиваться новой и ещё большей кровью.

Словом, решительность, решительность и решительность. А для этого только чуть-чуть бы развязать руки, чуть-чуть приподняться, повести плечами. Очень кстати были бы советские войска...

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Чтобы в какой-то мере подстегнуть советское руководство на ввод войск, Амин 20 декабря прислал в Ташкент заместителя начальника Генерального штаба, наделив его полномочиями привести с собой советские войска. Имелась также карта с обозначением мест, в которых могли бы располагаться полки и батальоны.

Командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Максимов переправит афганского представителя в Термез, где генерал-лейтенант Тухаринов под руководством оперативной группы Соколова и Ахромеева спешно формировал 40-ю армию. 24 декабря, за сутки до ввода войск, Тухаринов вместе с афганцем перелетит границу на вертолёте и приземлится около провинциального центра Кундуз, где находилась резиденция Абдуллы - старшего брата Амина. Тот отвечал за северные провинции республики и также получил указание Хафизуллы принять войска с севера. Пренебрежительно оглядев советского генерала, Абдулла указал места, где размещаться советским частям после прибытия в провинцию.

Однако после знакомства с этими районами на местности выяснилось, что выбор их неудачен, ибо советские подразделения могли попасть под перекрёстный огонь афганских частей. Главному военному советнику Магометову ушло указание пересмотреть места дислокации советских подразделений при операции "Шторм".

<< Глава 25 Назад II Далее: Глава 27 >>

Боевой путь ММГ «Кайсар» пограничных войск - реальные события афганской войны в одном из подразделений пограничных войск КГБ СССР 1981 - 1992 г.г.

© http://mmg-kaisar.ru

г. Калининград - 2012-2024, общая редакция и вёрстка: Лебедев В.Г.
Пользовательское соглашение