Ограниченный контингент

ГЛАВА 17. «Не целуй полу халата».
- У Бесфамильного, конечно, фамилия есть.
- План с китайским вариантом.
- «Аллах акбар». - «Доложите о первых погибших».

10 марта 1978 года. Герат.

Хоть и не позволил полковнику Катичеву его рост увидеть из Герата Кушку, но оглядеться вокруг себя возможность дал.

Первое, что увидел в дивизии - гауптвахту. Посреди плаца, прямо на солнцепёке, была натянута небольшая палатка, в которой на корточках сидел провинившийся солдат. Не зная, правильно он поступает или нет, но тут же приказал убрать "позор апрельской революции".

Подействовало, убрали. Вроде бы даже зауважали. Восток вообще-то всегда уважал силу и решительность.

Вторым делом наметил себе добиться расположения дивизионного муллы. Опять же, не зная, что нарушает, а что нет, начал преподносить ему подарки - о, как любят на Востоке внимание к себе. Более того, просил благословить любое начинание - от строительства новой казармы до митинга. Шёл и на хитрости - иной раз специально опаздывал на общие построения, чтобы потом на трибуне, при всей дивизии, здороваться и обниматься с муллой. А Восток чутко различает, когда с муллой целуются, а когда прикладываются к поле его халата.

Словом, стал в конце концов на проповедях мулла внушать солдатам: "Шурави Катичев пришёл к нам с добром. Слушайтесь мушавера. Если же кто вздумает выстрелить в него, то знайте, что волей аллаха пуля вернётся и убьёт того, кто её выпустит".

А параллельно шла боевая учёба. И не просто беготня целый день по методу "сопка наша - сопка ваша". Горелов, из Кабула, приказал начать подготовку горных батальонов, требовал проводить ночные занятия, чего никогда раньше не было. Оборудовали стрельбище, и хотя вместо тросов и лебёдок мишени таскали сарбозы, но всё равно это уже были движущиеся мишени.

Налаживали и быт. Катичев уговорил губернатора и комдива срубить деревья вокруг городка и сделать нары, и впервые за службу солдаты перестали спать на голом, вымощеном булыжником полу. Прекратились - по крайней мере при советниках - зуботычины и мордобой, офицеры до этого нередко били солдат. Нашлись простыни, одеяла, которыми все эти годы, оказывается, исправно снабжали дивизию в полном объёме.

Повеселели и сами советники, когда стали приезжать к ним жёны. К марту единственным, кто пока маялся в одиночестве, в гарнизоне остался советник зампотеха майор Бизюков Николай Яковлевич. Дружелюбный, открытый, прекрасный баянист, любитель компаний, он о своих семейных делах, однако, не распространялся, и никто не знал, почему к нему не спешит его Арина. И только по долгу службы, уже как начальнику, Катичеву удалось выяснить, что жена Николая Яковлевича - сирота, из детдома, а в анкетах, заполняемых при выезде за границу, требовалось подробно написать и о родителях. А что ей, например, можно было написать об отце, если он давно умер? Но анкета требовала в этом случае указать и место захоронения. На эти поиски и потратил последний свой отпуск Бизюков, разыскав-таки нужное кладбище с крестом, где указывалась фамилия отца Арины. Генштаб принял эти сведения и дал разрешение на оформление документов. Сдала Арина квартиру на Дальнем Востоке, распродала вещи, прилетела в Москву для оформления бумаг и вот-вот должна была уже появиться в Герате. Так что скоро должен был заиграть на баяне весёлые мелодии и Бизюков.

Казалось, всё шло неплохо в Гератском гарнизоне. Но после 8 Марта, на совместное празднование которого комдив, кстати, с пистолетом в руках - заставил офицеров прийти с жёнами без паранджи, к Катичеву зашёл озабоченный начальник особого отдела дивизии майор Ашим.

- Товарищ полковник, мы приметили в городе дуканщика, который проявляет интерес ко всем советским военным.

- А к кому дуканщики не проявляют интереса? - удивился Станислав Яковлевич.

- Товарищ полковник, поверьте моему глазу. Я знаю, как интересуются покупателем, а как... по иному. У меня ведь тоже люди в городе есть. А дуканщик к тому один из тех, кто принимал участие в набегах на вашу территорию, когда ещё были басмачи, - добавил ещё один аргумент Ашим.

В целях безопасности родственников Ашима и дуканщика я сознательно несколько изменяю их имена и род деятельности. - (Авт.)

- Что ты предлагаешь? - наконец в открытую спросил Катичев.

- Его необходимо изолировать.

- Ну а я здесь при чём? Поступай как знаешь, это уже не в моей компетенции.

Ашим, довольный разговором, решительно вышел, но часа через два к главному военному советнику буквально ворвался майор Бесфамильный.

- Товарищ полковник, немедленно отмените ваше решение по дуканщику, - потребовал он.

Опешивший от приказного тона, возбуждённости майора Катичев и нашёлся только, что удивиться:

- Какое решение? О чём вы?

- Вы благословили Ашима убрать дуканщика?

- Во-первых, не благословил, это не моё дело, - пришёл в себя полковник. - А во-вторых, товарищ майор, не забывайте, кто здесь старший по званию, который, кстати, - перешёл на разговор о себе в третьем лице Катичев, - пишет вам представление на звание подполковника.

- Спасибо за доверие, но я подполковником хожу, чтобы вы знали, уже два года, - резко ответил майор и, не давая начальнику что-то сообразить, понять в новой для него ситуации, вновь потребовал: - Вызовите Ашима и дайте ему понять, что вы бы не хотели, чтобы трогали дуканщика. И вообще, пусть он оставит его в покое и снимет наблюдение.

...Ох эта война разведок! Она идёт постоянно - невидимая стороннему глазу, неслышимая посторонним ухом. В 70-е годы, в период бурного развития новых технологий, разведчики наводняли буквально все страны особенно интенсивно. И не обязательно разведка велась против страны пребывания - необходимые сведения порой легче было получить именно за десятки тысяч километров от цели, через пятые, десятые руки. Плелись сети, которым могла позавидовать самая искусная кружевница. Делались ходы, перед которыми меркли даже те шахматные короли, которые могли просчитывать всю партию уже после первого хода. Шпионы - это у нас контрразведчики, а у них шпионы - ехали как туристы, дипломаты, садовники при посольствах, начальники спортивных и культурных делегаций, как диссиденты, как жёны и любовницы, проводники вагонов, коммерсанты. Никуда не исчезли и резиденты, если не считать, по слухам, решения Хрущёва, когда он объявил, что китайцы - наши братья, и из Китая в самом деле были отозваны все наши резиденты, которые в свою очередь в тот период работали как раз на Китай. Так что в значительно большей степени, чем даже идеология, противостояли между собой, с одной стороны, ЦРУ, ФБР, "Моссад" и К°, а с другой - КГБ и ГРУ.

Шла война нервов, мастерства, приёмов, методов. Редко кто задумывается, почему вдруг откладывается подписание на высшем уровне того или иного документа, вроде бы подготовленного и согласованного всеми сторонами. А просто к этому часу те, кто сильнее в области разведки, получают информацию, которую так или иначе утаивала вторая сторона. Данные по ней извлекаются на свет в виде безобидного вопроса за столом переговоров, у партнёров открываются рты, следуют извинения или демарши - тут уже зависит от степени выдержки и воспитанности - и все бросаются на поиски канала, по которому ушла информация.

Хотя, как это ни может показаться странным, большинство разведчиков в каждой стране известны. Но их не разоблачают и не высылают ни "у нас", ни "у них". Стороны понимают, что взамен провалившегося агента определят другого, которого надо будет ещё найти, заблокировать. "Живые" агенты действуют под определённым присмотром, известны все их контакты, привычки, пристрастия, легче в этом случае подсовывать им и дезинформацию. Жизнь лишь подсказывает, что в контрразведке, как и в любой другой сфере, главное - не наглеть. Не дёргаться, когда идёт чистая слежка, не уходить слишком часто "в отрыв", откровенно оставляя противника с носом. Не трогать "ихних" у себя, потому что в ответ на разоблачение тут же последует подобное в стране противника: семидесятые годы, кстати, изобиловали такой порочной для разведки практикой, когда почти в один день высылали дипломатов той и другой стороны с наборами компромата. Так что не разведчик проваливается, а его проваливают, когда это необходимо. И шелестят тогда по газетным страницам недоумённые сенсации - ах, сколько лет человек жил радом, а оказался...

Не обо всех контрразведчиках, конечно, речь - только о первом их слое. Дальше идут другие отношения, и их лучше всё-таки не касаться, дабы даже случайной, безобидной вроде бы фразой не навредить тем, кто и сейчас рядом с кем-то ничего не подозревающим...

Всё поняв, не стал выяснять отношения с Бесфамильным и Станислав Яковлевич. Хотя теперь, конечно, становилось ясно, что фамилия у него всё-таки, видимо, есть. Но поступок майора встряхнул, напомнил главному военному советнику, где он находится и в какое время. Заставил отметить про себя, что пелена обыденности притупляет чувства и нужно в самом деле иногда встряхиваться, пытаться смотреть на события с пристрастием. Не стал любопытствовать и насчёт дуканщика: наш он всё-таки или "их". Главное, есть люди, которые этим занимаются и знают всё.

Вызвал Ашима и при майоре, занявшемся в углу кабинета какими-то бумагами, попросил особиста не трогать никого в городе. Тем более за время его отсутствия - планировался выезд в Кушку, откуда Катичев рассчитывал вернуться только к ночи.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Вечером, возвращаясь в гарнизон, главный военный советник гарнизона получит из дивизии радиограмму: в Шинданде, лежащем чуть южнее Герата, предпринята попытка мятежа и захвата военного аэродрома. Комдив выслал на помощь лётчикам батальон на бронетранспортёрах. Мятеж удалось локализовать.

- Молодцы, - похвалил афганцев Катичев: вот уже они самостоятельно принимают решения, даже мятеж им не страшен.

В то время ни он, ни даже майор Бесфамильный ещё не знали, что в январе под Гератом при содействии китайской агентуры прошёл нелегальный съезд командиров маоистских группировок провинции. Это выглядело странным, что самое сильное влияние Пекин имел именно в районе, граничащем с Ираном, но это было так, и большинство групп, недовольных нынешним руководством Афганистана, имели именно прокитайские настроения.

На съезде было определено, что апрельская революция в Афганистане - это вмешательство советского ревизионизма в дела региона. Строй, который устанавливается сейчас в афганском обществе - социал-фашистский. Главная задача в борьбе - свержение и ликвидация руководства НДПА. Методы борьбы - партизанские, подобные китайскому принципу создания "свободных зон". Ближайшая задача - одновременно поднять восстание в Шинданде, Герате и гератской дивизии. На подкуп офицеров выделены крупные суммы. Цель - освободить провинцию от революционного влияния, создать автономию с полным неподчинением Кабулу. В случае если Кабул предпримет вооружённые акции, против которых не удастся выстоять, просить Иран признать автономию своей территорией.

Это грозило расчленением Афганистана, но политические интересы были поставлены выше территориальной целостности страны, которая всё равно, по мнению съезда, пропадала в "коммунистических" объятиях Советов.

Единственное, что не сработало в этом плане - не получилось одновременного выступления во всех точках. То ли Шинданд поспешил, то ли Герат чуть запоздал, но за ночь удалось утихомирить лётчиков, и к утру Катичев с чистой совестью докладывал в Кабул Горелову: "Обстановка нормализуется, находится под контролем верных правительству войск. Всё нормально".

"Нормально" продержалось только сутки...

12 марта 1979 года. Утро. Герат.

Тюрьмы в Афганистане - нормальные тюрьмы. То есть имеются мужские, имеются женские. Ничего сверхъестественного не выдумано здесь и для охраны заключённых: забор, проволока, вышки, часовые. Придумать что-то новое для наказания провинившихся - фантазия тоже истощилась за тысячелетия существования человечества. Словом, всё как у людей, как в других странах.

Хотя нет, была в афганской судебной практике одно время небольшая деталь. Не во всех провинциях, правда, но... Жену, провинившуюся перед мужем и получившую, допустим, пять лет тюрьмы, после окончания срока на волю не выпускали. В суд приглашали её мужа, который и определял её дальнейшую судьбу. Прощал - ворота тюрьмы для несчастной распахивались, а нет - жена продолжала оставаться в неволе до тех пор, пока не последует прощение мужа.

В Герате тоже было две тюрьмы - мужская и женская. И именно с требованием открыть их, выпустить осуждённых вышли на гератские улицы первые митингующие. То ли организаторы знали, что власти никогда не пойдут на это, то ли в случае успеха надеялись на резкий скачок напряжённости в городе - трудно найти истинные мотивы антитюремных лозунгов, но к обеду уже со всех минаретов зазвучало многократно усиленное динамиками, записанное на магнитофонную плёнку "Аллах акбар". В солдат, патрулировавших город, сначала полетели камни, а затем прозвучали и первые выстрелы. Город из райского уголка, подаренного людям самим Аллахом, на глазах превращался людьми же в исчадие ада. Задымили костры, послышался плач над телами погибших, на улицах появились бронетранспортёры. Боевые машины опоясали тюремные стены.

К вечеру напряжение усилилось. Муллы звали народ идти уже не к тюрьмам, а в сторону дивизионного военного городка: там ваши братья, они не станут стрелять, не бойтесь. Идите к ним, пусть они увидят ваше единство и тоже повернут оружие против режима, продавшегося неверным. Идите и требуйте, чтобы солдаты поделились с вами оружием, и тогда вместе вы станете силой, способной установить в родном городе, провинции тот порядок, который посчитаете нужным.

Пожелайте толпе лёгкую победу и укажите прераду - она затопчет, задушит самое себя. Она перестанет думать и пойдёт в ту сторону, куда укажут. По собственным телам. По телам тех, кто окажется на пути. О правом суде не может быть и речи - суд толпы мгновенен и жесток. Для неё невинных не бывает.

Следующие четыре мартовских дня превратились для Герата в один сплошной гул и накат эмоций. К пятнадцатому числу Ашим доложил Катичеву: город на пределе разума, если ничего не предпринять - произойдёт взрыв.

- Так пойдут люди на городок или нет? - попробовал получить более точный ответ Станислав Яковлевич.

Особист пожал плечами: кто предскажет ход событий в таких делах? Потом, виновато опустил голову, словно извиняясь за принесённую весть, произнёс:

- В толпе стали раздаваться призывы уничтожить всех советских.

Это была новость. До сегодняшнего дня шурави считались в Афганистане самыми желанными гостями, а дома, в которых жили семьи советников, - самыми надёжными убежищами. И вдруг такой поворот в сознании? Нет-нет, этой толпой кто-то управляет. Толпой всегда кто-нибудь управляет, людям только кажется, что это они сами выражают своё мнение. Но кто направил восставших на советских? Зачем? Ищите организатора - и вы поймёте, как и против кого будет действовать толпа.

Телефонный звонок, раздавшийся сразу после слов Ашима, мог нести только плохую весть, и Катичев, не теряя ни секунды, схватил трубку: плохое хорошим не станет, если тянуть время. А вот упустить какие-то моменты - это да, это возможно.

- Это... мы, чехословенски товарищ, из завод, - послышалось с другого конца провода.

- Да-да, слушаю, - закричал полковник. Десять чехов строили в Герате цементный завод, он совсем забыл про них. В городе ещё болгары, индийцы - надо и о них позаботиться. - Я слушаю, что случилось?

- Неспокойно, - медленно, по слогам ответил чех. - Мы хотим, чтоб вы дали нам оружие. На защиту.

- Будьте на месте, мы выезжаем к вам. Будьте на месте, ждите нас, - повторил полковник и взглянул на майора. - Ашим, танки, бронетранспортёры - всё, что на ходу и под рукой, - к домам наших советников, чехов, словом, всех иностранцев. И вывезти всех сюда в городок. Нет, сюда опасно. Давай всех в гостиницу. От нас старшим - полковник Синица.

В бушующий город, осторожно перебирая колёсами, тронулись бронетранспортёры. Советники, оставшиеся в дивизии, провожали их тревожными взглядами: что семьи? Как семьи? Покинуть свои части, когда с минуты на минуту ожидается штурм городка, когда в самой дивизии среди солдат и офицеров бродит волнение, - двойное преступление. Пожалуй, лишь Бизюков в этой ситуации мог чувствовать себя чуть увереннее и поблагодарить судьбу и обстоятельства, которые сложились так, что не дали Арине приехать в Герат до сегодняшнего дня. Разрываться между семьёй и службой, заранее зная, что должен и будешь жертвовать всё-таки близкими, - не приведи никому и в кошмарном сне.

Ашим оказался прав. Дома советских мушаверов уже окружали восставшие, и перепуганные женщины выбежали к бронетранспортёрам в тапочках и халатах. Лишь жена Синицы, посланного старшим, то ли была более предусмотрительной, то ли муж дал ей больше времени на сборы, ждала машину одетой, с чемоданами. Зато в доме, где жил заготовитель шерсти Юрий Борисович Богданов, приехавшие увидели настоящий погром.

- Товарищ полковник, - вышли на связь с Катичевым уже из гостиницы. - Это Яков Фёдорович Копцов, нефтяник.

- Где Ашим?

- Уехал в город. Иностранцы и все наши вывезены сюда. Все, кроме... - нефтяник умолк.

- Кроме? - потребовал Катичев.

- Нет Богданова и его жены. Дом ограблен. Ашим уехал на его поиски. Товарищ полковник...

- Да.

- Нам бы оружие какое и гранат побольше.

- Будет. Высылаю бронетранспортёр. Но... - Катичев замолк. Да и как сказать, что нет у него сейчас надежды на афганцев. Своих офицеров тоже не пошлёшь, они и так стоят в полках последней преградой на пути разгула. Убери сейчас их - дивизия станет неуправляемой. - Можете быть старшим?

- Есть. Я как-никак, а бывший матрос.

- Связь держите постоянно.

- Есть. Не беспокойтесь.

"Не беспокойтесь" - тёр подбородок Катичев. Выглянул в окно - плац пустынен. А что в городе? Где могут быть Богдановы? Что молчит Ашим? Он сейчас главное и единственное звено между ним и событием.

Задребезжали от выстрела окна. "Гаубицы", - определил на слух Станислав Яковлевич и посмотрел на телефон. Новости могли прийти только сюда, в этот кабинет, и он не мог покинуть его ни на минуту.

И звонок раздался от командира дивизии. На плохом русском, но пояснил: приехал губернатор города, восставшие идут в сторону дивизии. Он приказал развернуть две артиллерийские батареи и открыть огонь.

Вбежал полковник Вакуленко - советник начальника артиллерии. Поняв по разговору, что речь идёт об артиллеристах, закивал, подтверждая: орудия ведут огонь по городу.

Переговорить не успели - новый звонок и встревоженный голос Якова Фёдоровича:

- Товарищ полковник, нас атакуют.

- Кто, сколько?

- Тысячи полторы.

- Оружие получили? Продержитесь?

- Минут десять.

- Посылаю людей. Несколько человек, но наберу.

- Не успеют, товарищ полковник.

Катичев оглянулся на Вакуленко. Тот, вновь поняв всё без слов, отрицательно покачал головой. Но успеть мог только снаряд. Только огонь артиллерии мог стать преградой на пути атакующих, на пути обезумевшей, жаждущей крови толпы. Карты были в руках советника по артиллерии, но кроме карт у Вакуленко в гостинице находилась и жена. И жена Катичева, и все остальные. Ошибутся артиллеристы на какой-то градус - и снаряды разметут гостиницу, а вместе с ней... Нет, решиться на команду, взять на себя эту ответственность Вакуленко не смог.

- Яков Фёдорович, толпа далеко? - вернулся к телефонной трубке Катичев.

- Подходит.

- Не удержитесь?

Матрос мгновение помолчал, видимо ещё раз оценивая ситуацию, и тихо повторил:

- Нет, Станислав Яковлевич.

- Побудь на связи, полковник повернулся к артиллеристу: - Вызывай своего подсоветного, пусть командует он. Выхода всё равно нет. Яков Фёдорович, - обратился вновь к Копцову. - Сейчас ударит артиллерия. Укройте людей, а сами дайте корректировку. Надо, чтобы снаряды легли между вами и наступающими. Сможете?

- Отчего не смочь. Попробуем.

Счастье, когда в побобных ситуациях находятся люди, способные взять на себя ответственность.

Стремительно вошёл Ашим. И уже по одному его удручённому виду Катичев понял, что несчастье всё-таки случилось.

- Командуйте, - подвинул он телефон Вакуленко и вслед за особистом вышел на улицу. - Нашли? - с тайной надеждой спросил у майора.

Тот указал взглядом на снарядный ящик, стоявший перед входом в штаб. Катичев поднял крышку и тут же опустил её. Но и этих секунд хватило, чтобы увидеть обезображенный труп Богданова: выколотые глаза, отрезанный нос, исколотая ножами грудь. Вот он, суд толпы...

- Жена?

- Сейчас привезут.

- Жива?

- Да. Он, - майор кивнул на ящик, - успел подсадить её и перебросить через дувал. Она сломала руку и ногу, но её подобрала и спрятала одна афганская семья. А он не успел.

- Она знает? - Катичев тоже только взглядом показал на ящик.

- Нет, вот едут.

К штабу из-за казарм выскочил бронетранспортёр. Афганские солдаты помогли вылезти из люка женщине. Катичев и Ашим осторожнот опустили её на землю. Охнув от боли, она тут же опустилась на стоявший рядом ящик. - Юра... где? Где муж? - бескровными, синими от покусов губами прошептала она.

Катичев, стараясь не опускать глаза на ящик, торопливо проговорил:

- Ищут. Вы не беспокойтесь, найдут. Обязательно найдут. А вам надо врача, сейчас поможем.

Пока врач занимался Алевтиной Сергеевной, полковник заглянул в штаб.

- Порядок, - не смог сдержать улыбки Вакуленко. - Матрос молодец, чистый корректировщик. Толпа отступила. Но у нас один погибший.

- Кто?

- Нефтяник. Вышел из гостиницы посмотреть, что творится, и шальная пуля в живот. Умер мгновенно.

- Ч-чёрт! Позвоните в части и всех офицеров, кто уверен в своих подсоветных и может оставить их одних, - ко мне.

- Хорошо, Станислав Яковлевич. Может, пронесёт?

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: К сожалению, не пронесло. Через несколько минут восстанут офицеры артполка, откуда вёлся обстрел города. Коммунистов поставят к стене казармы и на глазах у всего полка расстреляют. Рота, а затем и танковый батальон, посланные усмирить артиллеристов, перейдут на сторону мятежников. И вскоре огонь откроет вся дивизия, все 12 тысяч личного состава.

В штаб вбежит растерянный (Катичев впервые увидит его таким) Ашим.

- Товарищ полковник, мятежники идут арестовывать штаб. Станислав Яковлевич успеет доложить обстановку в Кабул Горелову.

- Выезжайте в аэропорт, высылаю подмогу, - обеспокоенно отозвался главный военный советник.

И с этой минуты связь пропала как с Кабулом, так и с полками. Офицерам, выехавшим по вызову к Катичеву, отбой не дадут, и "уазик", в котором спешил к начальнику майор Бизюков, перехватит толпа. Водитель-афганец спрячется под машиной, а Николая Яковлевича тут же буквально растерзают на части.

В Кабуле Амин вызовет главкома ВВС и ПВО и прикажет стереть Герат с лица земли. Советники главкома еле удержат его от этого шага: зачем вам Хатынь и Лидице. Главком не поймёт этих символов, но послушается мушаверов. Самолёты же с советскими экипажами практически вслепую, ночью сядут в Гератском аэропорту, заберут всех гражданских и перебросят сначала в Шинданд, затем в Кабул и Москву. На усмирение мятежа прилетят сто пятьдесят десантников и рота коммандос во главе с майором Шах Наваз Танаи. Танки, посланные в Герат из Кандагара, остановятся на полпути, и тогда Заплатин лично подберёт два танковых экипажа и переправит их Катичеву.

К 17 марта под командой Станислава Яковлевича на аэродроме сосредоточилось шесть танков и около трёхсот человек. Одни против дивизии. Но, собственно, не сама дивизия была страшна. Главная опасность заключалась в том, что в армейских складах хранились десятки тысяч единиц оружия и множество боеприпасов. Если всё это попадёт в руки мятежников...

Катичев предпринимает безумную попытку атаковать дивизию. По крайней мере, хотя бы посеять панику и попытаться арестовать руководителей офицерского мятежа. Но, видимо, время совместной работы и службы не прошло для афганских офицеров даром. Атакующих встретил мощный огонь артиллерии. А по данным вездесущего Ашима, дивизия сама готовилась к наступлению на аэродром. Замер лишь город, ожидая развязки.

И тогда советники пойдут на хитрость. Пять танков зайдут в тыл дивизии, откроют интенсивный огонь по артиллерийской позиции. Катичев, поднявшись в воздух на вертолёте дождётся, когда артиллеристы начнут разворачивать орудия, и даст сигнал замершему в засаде Танаю. Тот всего с одним танком и всей имеющейся пехотой ворвётся в городок прямо через центральные ворота. И вновь плац артполка обагрится кровью, но на этот раз тех, кто только недавно сам расстреливал коммунистов. Солдаты, так до конца и не понявшие, что же на самом деле происходило в дивизии, вновь начнут переходить на сторону Таная.

Когда Катичев приехал в дивизию, около трёхсот человек уже было расстреляно, одиннадцать тысяч обезоружены, оставшаяся тысяча - разбежалась. Со складов были сорваны засовы, но само оружие тронуть не успели.

Станислав Яковлевич приступит к формированию практически новой дивизии, Шах Наваз Танаи ещё некоторое время будет наводить страх в провинции своей жестокостью по отношению к тем, кто участвовал в беспорядках. В середине восьмидесятых он станет министром обороны Афганистана, а 6 марта 1990 года предпримет попытку государственного переворота. После её неудачи сбежит в Пакистан.

Юрия Борисовича Богданова похоронят в подмосковном городке Щёлково, посмертно наградят орденом... Дружбы народов. Жена Бизюкова с двумя сыновьями получит квартиру в Краснодаре. Станислав Яковлевич Катичев после возвращения в Союз возглавит Челябинский облвоенкомат.

А разграбленными в Герате окажутся только два дома: Богданова, рассчитывающегося за шерсть наличными и имевшего в доме деньги, и майора Бесфамильного. У него пропадёт радиоприёмник с вмонтированным в него передатчиком. Возле обоих домов люди видели местного врача...

Погибнет через какое-то время и Ашим. Он будет первым, кто захватит у душманов химические гранаты. Их решат продемонстрировать в Кабуле иностранным корреспондентам, а Ашим с приклеенными усами и бородой станет давать интервью и пояснения. И всё равно, несмотря на маскарад, кто-то узнает его, и когда он появится около своего дома в Кабуле, убийца нажмёт на спусковой крючок пистолета.

Документ (переписка советского посла с МИД):
"Запись беседы с послом Франции в ДРА Жоржем Пиррушем
27 марта 1979 года.

А. Пузанов

Документ (переписка советского посла с МИД):
"Запись беседы с послом Ирака в ДРА Аль-Шави
27 марта 1979 года.

А. Пузанов

<< Глава 16 Назад II Далее: Глава 18 >>

Боевой путь ММГ «Кайсар» пограничных войск - реальные события афганской войны в одном из подразделений пограничных войск КГБ СССР 1981 - 1992 г.г.

© http://mmg-kaisar.ru

г. Калининград - 2012-2024, общая редакция и вёрстка: Лебедев В.Г.
Пользовательское соглашение